Анатолий ЯКОВЛЕВ ©

БОГ-ЕСТЬ-ЛЮБОВЬ

Вы, изощрённые ценители–цедители эллинского пантеона, и вы, ортодоксальные поборники Бога единого и неделимого, додумывались ли вы до того, что краеугольный камень современного уклада жизни был заложен, когда олимпийские боги решали, кому из них назваться Яхве-Саваофом?..

Боги не разговаривали – они даже не спорили. Кипела ссора. Каждый пенял другому на его немочь и не пенял себе. Визжала Афродита – и отвратительно было олимпийское спокойствие её маски-голограммы, маски юной обольстительницы. Бил кулаком о камень склеротик Арес – бог войны с собственной тучностью.

Слово (не без труда, скажу я) держал и дряхлый с кисельными трицепсами Геракл, шкурой познавший, что мучительное продление существования на каких-то пятьсот-шестьсот лет и бульканье пластиковых вен – не есть бессмертие…

И в тысячный раз залысина Олимпа закипала страстями.

Быть бы драке, когда бы старина Зевс (кем он был там, в прошлой островной жизни, никто уже не помнил; но помнили его власть – стянутый из каюты смытого перекатной волной командора бластер). Из этого бластера Зевс не открыв рта пальнул пару раз в небо, как в копеечку, и склочные божки распались в стороны…

И Зевс нахмурился.

Зачем или почему славному пантеону понадобился Бог единый и неделимый? А затем и потому, что склоки и брожения на Олимпе давно возмутили умы некогда добропорядочных земледельцев древнего (нижнего) мира. И по мудреватой логике бабки Эвтерпы, кругами разбежавшиеся по свету волны гордыни, розни и вольномыслия вот-вот ударят в переполненные берега и тут жди обратной волны – читай, цунами… Попросту, престарелые олимпийцы страшились, что доморощенные “герои Эллады” вознамерятся спихнуть их со свята места. Некогда молодые и сильные, они учили человека быть, как солнце, сражать сны разума, управлять силами природы, потрясать копьями, пить вино и петь песни о красоте тела и высоте духа. Теперь же им следовало обеспечить себя покоем на пару-тройку сотен лет, которые им суждено было ещё прожить. Следовало прекратить бардак, когда каждый бог тянет одеяло на себя, ибо “сколько богов – столько пороков”, - посмеивался кто-то в нижнем мире (Зевс плохо помнил кто, он никогда не отличался большим умом, тем более памятью… может быть, Герострат?). Теперь и срочно нужен был новый Бог. Аскетичный, но справедливый. Бог – колючая проволока обочь Эдема…

Итак, голубоватая молния дважды расколола облака, оракулы нижнего мира привычно пали ниц и застучали гадальными костями; склочные же старцы отпрянули друг от друга. И тщедушный Зевс нахмурился, опустил бледные ресницы в кубок и хлебнул амброзии (амброзии оставалось вдосталь – как раз на пару-тройку столетий предполагаемой жизни; а раз есть божественная амброзия – то, конечно, богам нужен покой…)

- Ну, так кто же? – Зевс спросил одними глазами, почти умоляя, - Ну?..

Гея сказала:

- Пусть он!

И указала перстом. Прямо на Эрота. И тут же задремала – она была вовсе старенькой.

- Я?! – Эрот вздрогнул и потупился – скрыть дурацкую самодовольную ухмылку; в целом, соглашаясь.

Эрот был молод. Что они, полтысячи лет, сыну атлантов? Будучи юношей он заведовал самой деликатной сферой человечьего существа. И Эрот вскочил и тряхнул голубоватой под небом шевелюрой:

- Так Бог есть любовь!

- И люби ближнего своего… - брякнул Арес.

- Серьёзнее, серьёзнее! – проворчал Зевс, и закряхтев, вложил власть – бластер – в длани нового Бога.

Бог есть любовь… Что за Бог был Эрот и что была за любовь, я не возьмусь судить. Однако, ещё с мальчишества Эрот внимал рассказам отцов об их некогда высокой цивилизации и прекрасной вере, и о том, что Бог покинул их, когда племя их раскололось на правых и неправых и ядерные грибы, как сморчки асфальт, раскололи их великий остров и настал потоп. И что Бог так прогневался, что лишил их потомства (впрочем, Асклепий не вынимал из-за пазухи рентгенметр и имел на этот счёт частное мнение) и только одному Эроту, зачатому ещё на родине, суждено продолжить их великий род… И что пришлось самим назваться богами, чтобы выжить на утлом берегу безверия, к которому прибил их океан… потому что их Бог их покинул… и потому богами смел хотеть назваться каждый – и отсюда склоки и ссоры…

Думаю, Эрот – Бог-есть-любовь – не раз и не два нисходил из облачной шапки на макушке горы и осчастливливал обитательниц нижнего мира непорочными зачатиями своих наследников. Возможно, не самому удачливому и потому самому любимому Эрот, в нарушение обета, позволил тоже зваться Богом – оставшись единственным, но перестав быть неделимым.

Затем поумирали Олимпийские боги. Позже умер и Бог-есть-любовь – в совершенном одиночестве, но я бы не сказал, что в забвении. А потом случился ещё один потоп – новый потоп. Но ничего не вечно под луной и даже под солнцем. И море вошло в берега. Да и мир в целом и в сущности тоже вошёл в берега.

P.S. Возможно (мне хочется в это верить до слёз, да и чего кривить душой – я верю!), что Эрот всё же застал начало нового, настоящего великого потопа и, опершись на клюшку, сутулый и дряхлый с ужасом или трепетом следил, как ревущие валы солью плюют ему в очи, и хрипел покойным отцам: ВАШ БОГ ВЕРНУЛСЯ! НАСТОЯЩИЙ БОГ – ОН ВЕРНУЛСЯ…

P.S.S. Это удивительно, но перед самым “P.S.” – перед написанием предыдущего абзаца в авторучке моей иссякла паста, как будто провидение вознамерилось предохранить меня ото лжи. Я не знаю, солгал я или нет – провидению (по определению) виднее. Но я закончил абзац карандашом, потому что теперь тем более уверен в его (абзаца) правоте. Из пучины любого потопа есть выход на твёрдую почву. Во мне не сомневаются – меня предостерегают, а значит, любят. Да и в конце концов, у меня есть ластик.

Hosted by uCoz